— Совпадение.

— Конечно. Если не считать количества гильз и пуль, обнаруженных при том пожаре в пригороде. Могу поспорить, что если мы сейчас проведём баллистическую экспертизу, то по пулегильзотеке обнаружим именно ваше оружие. Уверена, что не заметай так следы Эрнтруд, то же самое мы бы могли обнаружить и около завода.

— Если у вас есть какие обвинения предъявить нам, то предъявляйте, — пожал я плечами.

— Зачем, господин Барбинери? Ведь меня интересуете отнюдь не вы, — улыбнулась Фоксруд, победно улыбнувшись. — Скажите мне, что вы знаете об аэропорте Нейлидонска и о том, что там произошло?

— Ничего не знаю.

— Сделаю вид, что верю вам, и мне неизвестно о том, что ровно в ночь, когда случился пожар, кто-то совершил нападение на один из ангаров, перебив охрану. Не буду проверять пули и направлять запрос в ваш дом на предоставление всех образцов пуль вашего арсенала, чтобы их потом сверить. Дело в том, что корабль, на который напали, перевозил незадекларированный груз из фармацевтической компании «Вита-Инманибус». Слышали о такой?

— Все о ней слышали, — пожал я плечами.

— Мы узнали, что у них довольно часто пропадают препараты. Поставки сырья не совпадают с количеством получаемой продукции, и нам было интересно, куда именно отправляются все незадекларированные грузы. Их удавалось отследить лишь до аэропортов назначения, но потом они… — она развела руками, — растворялись.

— Это ужасно.

— Да, особенно, когда ты не понимаешь, зачем это делается. Вам же известно, что сейчас между домами Ристингаузеров и Джентэлионов происходит конфликт?

— Да, я слышал об этом.

— Честно признаться, мне не нравятся дома. Вообще все дома. Но некоторые мне не нравятся больше, чем другие. И Ристингаузеры — один из них. Поэтому… — она наклонилась вперёд. — Мы можем помочь друг другу, господин Барбинери. Вы мне, я вам.

— Не вижу ничего, чем я мог бы вам помочь, госпожа Фоксруд.

— Не спешите отказываться, господин Барбинери. Мы можем быть друзьями или врагами, — её лицо стало очень серьёзным. Даже глаза будто изменилась, став острее и внимательнее. Голос, и тот стал жёстче, выдавая её настоящую суть. — Я знаю, что это вы проникли в аэропорт. Вы ликвидировали охрану и пилотов, чтобы, скорее всего, завладеть транспортом, на котором попали в территорию завода и устроили там диверсию. Зачем?

— Я не понимаю, о чём вы, — ответил я холодно.

— Вы знали, что они перевозят медицинское оборудование и препараты, — продолжила она стальным тоном, вглядываясь мне в глаза. — Вы знали, что они занимаются там чем-то, помимо производства автозапчастей. Что это было? Лаборатория? Опыты над людьми? Они хотели использовать это против вас?

— Я не могу ответить на то, чего сам не знаю, — мой голос не дрогнул.

Я попросту не знал, можно ли доверять ей или нет. Пытается она копать под нас или же действительно служит своему государю. Потому что если Фоксруд работает на наших врагов, с тем же успехом она может добиваться признания, что мы там были, чтобы потом привлечь нас к ответственности.

— Господин Барбинери, у меня есть на вас всё. Если вы думаете, что я работаю против вас, то мне бы не пришлось сейчас сидеть и разговаривать с вами. Я бы сразу получила ордер на проведение экспертизы, и мы бы мгновенно вывели вас на чистую воду. Однако я знаю госпожу Барбинери, знаю очень хорошо, чтобы думать, что внезапно она станет работать против государства. Меня интересует лишь то, что вы обнаружили на том заводе, почему решили его взорвать. Они строили против вас планы? Или против государства Тринианского и нашего государя Авриалинтия Максидоса?

Я внимательно посмотрел в глаза Фоксруд.

С этой точки зрения она была права. Секретная служба — я читал о них, и они имели действительно много власти, даже над домами. Под прямой протекцией государя они искали врагов народа, но не перегибали палку. Однако если что-то заподозрят, то хватались за этой мёртвой хваткой. Поэтому она действительно имела все силы прижать нас.

Но пока не прижала. И это значит, что у неё иная цель или же на нас действительно ничего нет, и пули здесь не помогут.

С одной стороны, признаваться — это давать против себя оружие. С другой, здесь главное — что именно сказать. Как говорил наш адвокат Брэнд Галешоп, не признался — невиновен.Поэтому, если она действительно хочет нарыть что-то против Ристингаузеров, я могу её подтолкнуть в нужном направлении.

— Я могу лишь сказать то, что слышал, госпожа Фоксруд, — начал я медленно.

— И что же вы слышали?

— Что там якобы по слухам проводили опыты над людьми. И всё это планировалось для свержения власти.

— И как же опыты могут послужить свержению власти, по вашим слухам? — поинтересовалась она с серьёзным лицом.

— Например… контроль сознания. Или люди, которые куда сильнее, чем обычные. Много чего там могло проводиться, однако всё это планировалось с одной целью, о которой я вам сказал. Конечно, это лишь слухи, но ими земля полнится.

Фоксруд откинулась на спинку кресла.

— Я знаю, что госпожа Барбинери потеряла двух дочерей и сыновей. И так совпало по нашим источникам, что в тот момент, когда у неё неожиданно объявился сын, поставок на неизвестные адреса стало меньше. Надо ли мне полагать, что это не первый слух, о котором вы слышали?

— Не первый.

— Но когда явилась её дочь, то ничего подобного не было, — заметила она.

— Наверное, потому что сама пришла, — пожал я плечами. — Собственно, почему бы вам не расспросить её об этом? Возможно, она расскажет больше вам, чем мне.

— Не обязательно, мне достаточно ваших слов, — ответила Фоксруд. — Значит, у них может быть и не одна такая… секретная база?

— Слухи говорят, что не одна, — неустанно повторял я, если у неё был диктофон. В таком случае нам ничего не предъявят, ведь это лишь слухи. — Более того, поговаривают, что есть группа лиц, которая этим занимается. Они объединены одной целью.

— Эрнтруд входят в этот круг лиц? — прямо спросил я.

— Как мне рассказывали сплетники — да. И не только они, хозяева «Вита-Инманибус» тоже в этом замечены. Можете их и допросить.

— Боюсь, что здесь потребуется ваше прямое слово об этом, господин Барбинери, а не слухи, — покачал она головой. — Чтобы вы прямо сказали об этом. В противном случае нам нечего будет им предъявить.

— И даже устроить проверку?

— Проводили. Но они умеют скрыть то, что не полагается для чужих глаз. А чтобы проникнуть и переворошить всё поглубже, надо предъявить что-то более серьёзное, так как у них хорошие связи.

— А к нам приходить с этим можно, то есть.

— Так к вам я с дружеским визитом, — улыбнулась Фоксруд по-лисьи. — Так, заскочить, попить отменного чая, которым вы любезно меня угостили.

Она медленно встала с кресла, и я последовал её примеру.

— Я надеюсь, что если появятся более серьёзные слухи, вы мне первой о них скажете, верно? — произнесла она.

— Непременно.

— Чтобы вы понимали. Сейчас я на вашей стороне. Я знаю, что Ристингаузеры устроили травлю семьи Барбинери. И они не забывают своих врагов, поэтому у нас общий противник. Поэтому, если что-то услышите, я буду рада послушать. Я, — она подошла ближе и выдохнула мне в лицо томным голосом, — хорошая слушательница.

— Буду иметь это ввиду, — ответил я со всей невозмутимостью.

— Поверю на слово. Провожать не надо. И да, желаю вам выздоровления, — кивнула она.

— Благодарю.

Пусть и не от чистого сердца.

В сопровождении служанки Хильда Фоксруд шла по богатым коридорам поместья, мурлыча себе под нос какую-то песенку. Но, несмотря на безмятежный и несерьёзный вид, внутри она была сосредоточена и внимательна.

Многие думали, что могут уйти от секретной службы, но немногим это действительно удавалось. Те же Ристингаузеры хорошо держали оборону, что и не подкопаешься. Они всегда охотно показывали то, что требовалось, по первому требованию. Прямых связей с теми, кого можно было привлечь или под которых можно было начать копать, они не вели. Никаких подозрительных действий, кроме как войны с Джентэлионами, не вели. Никаких доказательств против них не было.